Для понимания Окуджавы мне интересны и воспоминания режиссёра Владимира Мотыля (они вместе с Окуджавой писали сценарий кинофильма «Женя, Женечка и «катюша»):
«Он рассказал мне случай, который я считаю примером удивительной честности и чистоты. Однажды его вызвал секретарь ЦК КПСС по идеологии Ильичёв и потребовал опровергнуть напечатанную в «Нью-Йорк Таймс» статью, в которой якобы содержалась «клевета» на жизнь советских людей. В ней говорилось, что в СССР нет свободы слова, и в качестве примера приводился Окуджава, которого не печатали и не давали выступать. Булат попытался сначала отшутиться: мол, советские люди всё равно «Нью-Йорк Таймс» не читают, а потом сказал: «Но ведь меня и в самом деле не печатают, и цензура всё время зажимает».
«А вы вот напишите опровержение, и сразу получите послабление», – пообещал Ильичёв.
И тогда Булат ответил: «Вас я, может быть, больше не увижу, а мне с собой жить до конца моих дней…».
«При жизни Булата, – продолжает Владимир Мотыль, – я мало задумывался, почему в годы безвременья, удушливых для всех мыслящих людей, многие тянулись к Окуджаве. Его записи расходились сотнями тысяч, если не миллионами! Может быть, дело в том, что он ни разу не сфальшивил ни одной строчкой, писал, «не стараясь угодить».
Читаю стихи, слушаю песни в исполнении поэта и композитора. Вслушиваюсь в слова, мелодию, голос, чувствую движение души Булата Шалвовича Окуджавы и ещё раз убеждаюсь в том, что главное в творчестве поэта – это умение сердцем услышать мысли человека, живущего рядом с ним, передать их, пропустив через душу, и при этом не сфальшивить.
Присоединяюсь я и к мнению Ольги Славиной, которая в статье «Булат Окуджава. Не стараясь угодить» пишет: «Весёлый барабанщик» и «Дежурный по апрелю», «Бумажный солдат» и «Часовые любви» развивали явление, позже названное авторской песней. И пусть дотошные исследователи в начало бардовских координат ставят Михаила Анчарова или даже «Бригантину» Павла Когана, но всё же первым, кого в стране по-настоящему услышали, стал этот аристократичной внешности сухощавый лысеющий «грузин московского разлива», как иронически называл он себя сам».
И вот я уже слышу
«грохот палочек, то ближе он, то дальше,Сквозь сумятицу, и полночь, и туман.Неужели ты не слышишь,Как весёлый барабанщикВдоль по улице проносит барабан?!».
Я уже пою песню «Весёлый барабанщик», которую помню со школьных лет. Кадры ещё не созданного фильма проходят перед глазами: Я – ученица пятого класса, пионерка, в белой рубашке, юбочке в складочку, с алым галстуком на груди под звуки горна и барабана громко и звонко пою на линейке в пионерском лагере:
«Встань пораньше,Встань пораньше,Встань пораньше,Только утро замаячит у ворот,Ты увидишь, ты увидишь,Как весёлый барабанщикВ руки палочки кленовые берёт».
А вот я уже постарше – на пионерском сборе в школе, председатель совета отряда, отдаю команду: «Отряд! Равняйсь! Смирно! Вперёд, с песней, шагом марш!»
«Будет полдень, суматохою пропахший,Звон трамваев и людской водоворот.Но прислушайся – услышишь,Как весёлый барабанщикС барабаном вдоль по улице идёт».
Я в туристическом походе, семиклассница. Мы с друзьями сидим на брёвнах у пылающего костра. Пламя взлетает высоко вверх. Темнота освещает нас, поющих теперь уже с лирическими интонациями строки всё той же песни на стихи Булата Окуджавы. Как я узнала значительно позже, стихи «Весёлый барабанщик» были написаны им ещё в далёком 1958-ом году.
«Будет вечер – заговорщик и обманщик.Темнота на мостовые упадёт,Но вглядись, и ты увидишь —Как весёлый барабанщикС барабаном вдоль по улице идёт».
Такие отсветы прошлого незабываемы и неповторимы. У каждого из нас они в памяти, потому что мы – одного рода-племени – пионеры и комсомольцы 50-ых – 80-ых годов прошлого столетия.
* * *
Закончился двадцатый век, век талантливых людей, которые выходили на сцену и под собственный аккомпанемент вели разговор со слушателями о повседневных делах, о нашей жизни. Некоторых уже нет среди нас, но остались песни, посвящённые великому братству поющих людей. Булат Окуджава был одним из первопроходцев этого течения, жанра авторской песни. Его новаторство как композитора и поэта в его песнях налицо. Он пишет о том, о чём прежде не писали и не говорили…
И в его простых словах присутствует глубина мысли, которая не поддаётся рациональному разбору, разложению на составляющие, как время на часы и секунды, моря на граммы и килограммы… В них присутствует какое-то таинство, которое можно назвать музой, вдохновением, благодарением. Оно не поддаётся психологическому анализу.
Слова поэта воспринимаются индивидуально. Каждый слушатель и читатель видит в отдельно взятом слове, фразе, строфе своё, им пережитое, нашедшее отражение в его памяти и вызывающее в нём своеобразные переживания и ассоциации.
Моё поколение не знает запаха войны… Но каждый день наступившего века несёт за собой не радость побед, а страх от непонимания: почему люди стали так жестоки по отношению друг к другу. Так, к примеру, жители планеты явились свидетелями террористических актов 13 ноября 2015-го во Франции, где мы с друзьями гуляли по Елисейским полям всего за неделю до кровавых событий.
А через несколько дней по телевидению сообщили, что российский военный самолёт сбит над Турцией… Нет! Он находился в километре от турецкой границы… над территорией Сирии. Это событие выходит за рамки антитеррористической войны… Что нас ожидает завтра?
В связи с этими размышлениями возвращаюсь к песням Булата Окуджавы о войне. Они актуальны и в наши дни.
«Ах, война, что ж ты сделала, подлая:Стали тихими наши дворы,Наши мальчики головы подняли,Повзрослели они до поры,На пороге едва помаячилиИ ушли за солдатом солдат…
До свидания, мальчики! Мальчики,Постарайтесь вернуться назад.
Нет, не прячьтесь вы, будьте высокими,Не жалейте ни пуль, ни гранатИ себя не щадите… И всё-такиПостарайтесь вернуться назад.
Ах, война, что ж ты, подлая, сделала:Вместо свадеб – разлуки и дым!Наши девочки платьица белыеРаздарили сестрёнкам своим.Сапоги… Ну куда от них денешься?Да зелёные крылья погон…
Вы наплюйте на сплетников, девочки!Мы сведём с ними счёты потом.Пусть болтают, что верить вам не во что,Что идёте войной наугад…
До свидания, девочки! Девочки,Постарайтесь вернуться назад!»
Поэтические строки взяты из самой жизни. То, что прежде называли прозой жизни, Окуджава выносит на суд читателя, помогая ему понять себя в реальном мире, увидеть личную роль в событиях, происходящих на глазах.
На одном из фестивалей в немецком городе Штутгарте поэт расскажет о себе так: «Родился в Москве в 1924-ом. Отец – грузин, мать – армянка, а я – русский писатель. В 1937-ом году расстрелян мой отец, была арестована моя мать и просидела в лагерях 19 лет. Это было тяжёлое время. Я был сыном врагов народа. Моя жизнь складывалась сложно. Я был романтиком и поэтом. Началась война. Нужно было защищать Родину. Я стал пацифистом. После фронта учился в университете, работал в деревне учителем. В 1956-ом году вернулась моя мать, ей разрешили жить в Москве. И впервые мне захотелось исполнить мою песню под гитару. Композиторы меня ненавидели, певцы – презирали. С тех пор прошло тридцать лет. Стали выходить мои книги. И теперь я смог приехать к вам».
Переполненный зал, где его слова переводились на польский и немецкий языки, ответил ему громом аплодисментов.
Внимательно вслушиваюсь в песни барда и совершаю открытие: поэт ведёт разговор со временем, в котором жить и умирать, которое решает за нас и определяет судьбу каждого. Поэт просит у него отсрочки. Он ещё не довёл всё до конца, ещё нужно доделать то, что задумал, пообещал, наметил.
«Время идёт, хоть шути – не шути,Как морская волна, вдруг нахлынет и скроет.Но погоди, это всё впереди,Дай надышаться Москвою.
Мало прошёл я дорогой земной,Что же рвёшь ты не в срок пополам моё сердце?Ну не спеши, это будет со мной,Ведь никуда мне не деться.
Видишь тот дом? Там не гасят огня,Там друзья меня ждут не больным, не отпетым.Ну не спеши! Как же им без меня?Надо ведь думать об этом.
Дай мне напиться воды голубой,Придержи до поры и тоску, и усталость.Ну потерпи, разочтёмся с тобой —Я должником не останусь».
Он пишет и о друзьях. Они уходят один за другим, оставляя в его сердце боль и ощущение невосполнимой утраты… Разговор лирического героя со слушателем становится всё более задушевным. Друзья уходят в иной мир в мирное время, оставляя щемящее чувство невосполнимой потери и острую боль, понимание невозможности предотвращения беды.
